31 октября 2015 года мир потрясла трагедия над Синайским полуостровом: разбившийся рейс 7К9268 «Шарм-эль-Шейх – Санкт-Петербург» стал последним для 224 человек. Эта авиакатастрофа стала крупнейшей в истории России. Трагедия затронула тринадцать регионов нашей страны, а также Украину и Республику Беларусь, жителями которых были погибшие. Большинство из них – жители Санкт-Петербурга. Несмотря на прошедшее с момента катастрофы время, город на Неве до сих пор погружен в траур по погибшим соотечественникам. Пятимиллионный мегаполис в одно мгновение стал эпицентром людской боли, сузившись вдруг до масштабов маленького городка. Так вышло, что погибших, через друзей, родственников, знакомых, одноклассников, так или иначе, знают многие и многие.
Скупые цифры статистики, за которыми стоят жизни и судьбы сотен людей: 217 пассажиров, 25 из которых – дети, 7 членов экипажа, итого – 224 оборванные жизни… А по факту, количество исковерканных судеб не счесть: ведь за каждым погибшим пассажиром разбившегося рейса стоят родные, близкие, друзья. Воспоминания и фотографии – вот, преимущественно, и все что осталось у людей от их любимых и родных. Последнее «люблю» и последнее «встречай», ставшие теперь лишь цифрами рождения и ухода в небытие, датами на скорбных обелисках, а между ними черточка – как символ так внезапно оборвавшейся жизни…
Как пережить это горе, как жить с этим дальше? Ответы на эти, пожалуй, главные вопросы убитым горем людям помогают найти профессиональные психологи. Буквально с первых часов трагедии рядом с родными и близкими погибших начали работать психологи МЧС России. О том, как это было, мы поговорили с директором Центра экстренной психологической помощи МЧС России Юлией Шойгу.
- Юлия Сергеевна, у вас есть свои методики работы. Можете ли Вы рассказать о них? Как приходится работать с людьми в первые часы после трагедии?
- За годы работы нашей службой были выбраны и разработаны методики, которые сегодня можно назвать системой оказания экстренной психологической помощи. Расскажу о задачах, которые наши специалисты решают, когда работают в таких ситуациях. Первая из них – это задача, связанная с состоянием людей. Попадая в такую ситуацию человек, испытывает то, что мы называем острыми стрессовыми реакциями. А если говорить «по-человечески», это просто эмоциональный пик, когда человека захлестывают эмоции, и зачастую он с ними не может справиться. Наша задача – поддержать его, помочь с этими эмоциями справиться и прийти в оптимальное состояние, возможное в данной ситуации.
Вторая задача – это поддержка людей и помощь им в том, чтобы они смогли найти ресурсы пережить это горе и жить дальше. Конечно, переживания занимают не один день, не два, не три. И наши специалисты – не волшебники. Они не могут сделать так, чтобы человек чувствовал себя, будто, этого не случалось. Переживание утраты и потери – это довольно сложный процесс. Это та плата, которую мы, люди, платим за те отношения, за ту любовь, за те чувства, которые мы испытывали к свои родным и близким пока они были живы. Очень важно, чтобы в этой «ситуации потери» люди смогли найти ресурсы, смысл и возможность жить дальше.
И третья немаловажная задача – не допустить массовых реакций, массовой паники или агрессии. Это то, чего мы искренне боимся. Есть случаи, когда при возникновении таких ситуаций, пострадавших и жертв становится гораздо больше, чем от той причины, по которой погибли люди. Поэтому мы стараемся организовывать работу по возможности индивидуально.
- Как определить правильные механизмы воздействия на человека в таких ситуациях? Ведь все люди очень по-разному реагируют. Кто-то замыкается в себе, кому-то наоборот нужно выговориться, чтобы стало легче…
- Если отвечать, как специалисту, на этот вопрос, то, конечно, есть общие механизмы переживания, общие закономерности, по которым мы все переживаем сложные жизненные ситуации, с которыми приходится порой сталкиваться. Говоря конкретно об этой ситуации, основное состояние, которое мы видим – это переживание состояния утраты. Ведь когда у нас есть близкий человек рядом, нас с ними связывается множество ниточек. А когда человек от нас уходит, мы эти ниточки вынуждены разрывать. И это длительная, сложная, очень эмоциональная работа. Она длится ни день, ни два, а целые месяцы. И этот процесс имеет свои закономерности. Но при этом, конечно же, мы все разные, у всех есть индивидуальные особенности, которые заставляют нас реагировать по-разному. И ровно для этого наши специалисты так много учатся, чтобы уметь эти особенности видеть и учитывать. Одна из поговорок в нашей службе: «Нет одного универсального совета». Это всегда очень индивидуальная работа.
- Юлия Сергеевна, а как ваши специалисты справляются с таким потоком людей? Как им получается все не пропускать через себя?
- Во-первых, наши специалисты имеют высшее психологическое образование и дополнительную подготовку. Но даже это, на мой взгляд, не самое главное. Главное – это личностная позиция специалиста и человеческая позиция, желание помочь. Мы всегда говорим о том, что для чтобы помочь людям, которые оказались в беде, мы сами должны чувствовать себя хорошо. Наши специалисты проходят специальную подготовку, реабилитацию, если это необходимо. Приходя в нашу службу, каждый специалист делает свой выбор в самом начале. Это одна из тех профессий, которым посвящают всю жизнь.
- Петербург объединился в эти дни. Вы видели много таких ситуаций. Чувствуете ли Вы такое объединение духом?
- Я в таких ситуациях всегда говорю, что нам встречаются по жизни разные люди. Но когда смотришь на то, как сочувствуют и выражают свои чувства люди, которые, казалось бы, знают об этой ситуации только из средств массовой информации, всегда испытываешь некое чувство гордости: все-таки хороших людей больше, чем плохих. Да, бывают ситуации, когда кто-то на них начинает спекулировать. Однако большинство приносят цветы, предлагают свою помощь в качестве волонтеров, добровольцев, перечисляют деньги, пытаются помочь всяческими способами.
В этой ситуации люди совершенно разных профессий, разных служб в одном едином стремлении помочь объединились. Все старались сделать так, чтобы тем людям, которые переживали это горе, было легче. Вот то, чему я была свидетелем, тот коллектив, который работал: все, начиная от психолога до самого высокого руководителя, думали о том, что же еще можно сделать…
- С момента трагедии прошло уже немало дней. Однако до сих пор, по понятным причинам, еще не все семьи, не все родственники смогли предать земле своих родных и близких. Данную процедуру обещают завершить к важному сроку – сорока дням с момента катастрофы… По Вашему профессиональному опыту, когда людям реально может стать легче после такой ситуации?
- Только условно можно определять какие-то этапы. Первый этап – это осознание трагедии. Потом идет самый эмоционально сложный период, когда практически все мысли и чувства поглощены размышлениями о том, что произошло. Но жизнь течет дальше и чуть позже в жизни появляются какие-то хорошие и радостные моменты. Поэтому, как правило, самый острый этап, когда человеку хуже всего, длится несколько месяцев. Потом потихоньку становится легче.
Мне очень близка фраза, которую я услышала в одном из интервью. Женщина, которая потеряла всю свою многодетную семью, рассказывала, как из всей большой семьи она осталась вдвоем с одним ребенком. Он постоянно спрашивал ее: «Мамочка, неужели хорошо уже никогда не будет?». И чтобы как-то поддержать его, она находила в себе силы и говорила: «Нет! Хорошо будет! Но по-другому»…
